Шабнак-Адыр бродит по улицам города, словно бацилла бежит по жилам
Меня долго здесь не было. За это лето и кусок осени я прожила огромную эмоциональную жизнь, творила дурацкие безумные вещи, связанные с ездой на чужой машине по ночным прекрасным дорогам в пьяном виде, со спонтанным отлетом в Черногорию, проходившим по схеме «ночью пьешь на кухне вино, а утром с удивлением трезвеешь в аэропорту, обнаруживая себя внезапно в другой стране» и, конечно же, с мужчинами. Я хотела развязать один узел, но в итоге завязала еще несколько. В начале сентября я водрузила на спину рюкзак и отчалила в Дели.
Черногория
Две недели я прожила в Тибете, на самом севере Индии, в каменистой высушенной пустыне – нигде до этого я не видела столько камня, пыли и неба. Я ездила по буддистским монастырям, разговаривая с монахами и сидя в позе лотоса на коврах. Монахи проводили пуджи – читали мантры, водили пальцами по своим узким тибетским книгам, били в инструменты, совершали обряды.. Я слушала их, закрыв глаза, и мир пустел. Перед утренними службами я просыпалась задолго: в 3-4 утра, и меня трясло. Я слышала, как на улице блеют ослы, начинают петь свои песни имамы в мечети неподалеку, а перед глазами плясали картинки из моего детства, из моего сложившегося прошлого и несложившегося будущего. Точнее, сложившегося, но как-то совершенно по-другому. Я видела себя в аэропортах – всегда разных, ходила по городам – ни одного похожего. А потом приходила в монастырь, и сознание прояснялось: господи, все так просто, все донельзя просто. Я гуляла по районам города, где не было ни одной европейской рожи: индусы, тибетцы, сикхи смотрели на меня как на диковинную тварь, вылезшую из другого мира, вокруг цвела нищета, пустые канистры из-под керосина и разбитые платки под аттракционами – мне было плевать на безопасность, я хотела только наслаждаться текущим моментом. Когда спустя две недели я села в самолет, я покидала уже не просто пустыню, а пустыню, подарившую мне кусочек другой необыкновенной жизни.
Тибет

После я хотела пожить в Дели, но Дели – это город-ад с духотой, пробками и все теми же нищими, душа свернулась в нем клубком. Мои знакомые в Тибете советовали мне посетить Дарамсалу – прекрасный уголок у подножия Гималаев в штате Химал Прадеш, и я, недолго думая, взяла билет на автобус и отмахала в ночь 500 км от Дели, наблюдая из окна, как по городу ходят раскрашенные процессии, люди сидят и едят прямо на обочинах, и там же танцуют. Очередной другой мир. Совсем-совсем другой. Дарамсала стала моим самым прекрасным лекарством: её районы, разбросанные по горам, её джунгли, водопады, руины, обезьянки, индуистские храмы и, самое главное, её туман… после 11-12 часов дня из города начисто пропадало солнце и с гор опускались густые сливочные облака. Ты в них полностью теряешься, ты не видишь дальше протянутой руки, и, когда из этого тумана выплываю то развешенные разноцветные флаги с мантрами, то корни деревьев, то невысокие домики с глазеющими из-за витрин статуэтками богов, ты понимаешь, что мир – вот он, перед тобой. Ты - тот самый Индиана Джонс из своего детства, ты - исследователь, перед которым прямо сейчас раскрываются такие тайны и мистерии, что никакой опыт прошлой жизни не был способен тебя подготовить к этому. Там я познакомилась со многими прекрасными людьми, сидела в храме Кали и приходила сидеть в другие, выходя оттуда с «божьим благословением» на лбу, там я нашла свою собственную прекрасную богиню, не в силах больше никогда выпустить её из рук, совершенно не думая, садилась на байк очередного знакомого, и мы мчались сквозь туман и обрывы на священное озеро Шивы..
Дарамсала

Я вернулась в Москву в конце сентября и неделю бродила тенью. Многоэтажки снились в кошмарах, люди в метро были похожи на застывших безразличных демонов, я жгла свечи перед моим персональным алтарем Кали и медитировала на избавление ото всех крючочков, которые цепляют меня за душу и тянут в разные стороны. Слушала песни на панджабском языке, работала, все сильнее осознавая, насколько все это неважно.
Это горький сарказм, но, видимо, индуистская богиня понимает по-русски, потому что через некоторое время умерла моя душа, мой любимый прекрасный котейка – скоропостижно, в один момент, так что я чуть не задохнулась от ужаса. Насколько я чувствовала себя одинокой, что настолько привязалась к этому пушистому нежному комочку? Мне было плевать абсолютно на все и всех, кроме него – и его у меня забрали. Это было… страшно.
Прошло несколько дней и теперь я жду, когда мне оплатят мои последние сделанные книги, чтобы купить билет и улететь в Мьянму или Камбоджу, а в конце ноября снова вернуться в Индию. Я физически не могу находиться сейчас в Москве. Видимо, такой период. Я не могу смотреть на эту осень, на этот город, на свою комнату, я не хочу видеть снег и очередного Нового Года, проходящего с привитым в детстве ожиданием чуда. Я знаю, что есть другой мир: есть горы, покрытые джунглями и маленькие, затерянные индуистские храмы, где всегда пахнет ароматическими палочками и из каждой статуи на меня все равно смотрит Кали. Есть другие люди – их так много, они такие разные и разговор с каждым из них стоит многого. И раз уж я научилась зарабатывать на хлеб с помощью своего ноутбука, я буду бежать дальше, пока все эти чужие миры не научат меня воспринимать жизнь по-другому.
Это – дикая, одуряющая, тяжко заработанная свобода.
Черногория






Две недели я прожила в Тибете, на самом севере Индии, в каменистой высушенной пустыне – нигде до этого я не видела столько камня, пыли и неба. Я ездила по буддистским монастырям, разговаривая с монахами и сидя в позе лотоса на коврах. Монахи проводили пуджи – читали мантры, водили пальцами по своим узким тибетским книгам, били в инструменты, совершали обряды.. Я слушала их, закрыв глаза, и мир пустел. Перед утренними службами я просыпалась задолго: в 3-4 утра, и меня трясло. Я слышала, как на улице блеют ослы, начинают петь свои песни имамы в мечети неподалеку, а перед глазами плясали картинки из моего детства, из моего сложившегося прошлого и несложившегося будущего. Точнее, сложившегося, но как-то совершенно по-другому. Я видела себя в аэропортах – всегда разных, ходила по городам – ни одного похожего. А потом приходила в монастырь, и сознание прояснялось: господи, все так просто, все донельзя просто. Я гуляла по районам города, где не было ни одной европейской рожи: индусы, тибетцы, сикхи смотрели на меня как на диковинную тварь, вылезшую из другого мира, вокруг цвела нищета, пустые канистры из-под керосина и разбитые платки под аттракционами – мне было плевать на безопасность, я хотела только наслаждаться текущим моментом. Когда спустя две недели я села в самолет, я покидала уже не просто пустыню, а пустыню, подарившую мне кусочек другой необыкновенной жизни.
Тибет











После я хотела пожить в Дели, но Дели – это город-ад с духотой, пробками и все теми же нищими, душа свернулась в нем клубком. Мои знакомые в Тибете советовали мне посетить Дарамсалу – прекрасный уголок у подножия Гималаев в штате Химал Прадеш, и я, недолго думая, взяла билет на автобус и отмахала в ночь 500 км от Дели, наблюдая из окна, как по городу ходят раскрашенные процессии, люди сидят и едят прямо на обочинах, и там же танцуют. Очередной другой мир. Совсем-совсем другой. Дарамсала стала моим самым прекрасным лекарством: её районы, разбросанные по горам, её джунгли, водопады, руины, обезьянки, индуистские храмы и, самое главное, её туман… после 11-12 часов дня из города начисто пропадало солнце и с гор опускались густые сливочные облака. Ты в них полностью теряешься, ты не видишь дальше протянутой руки, и, когда из этого тумана выплываю то развешенные разноцветные флаги с мантрами, то корни деревьев, то невысокие домики с глазеющими из-за витрин статуэтками богов, ты понимаешь, что мир – вот он, перед тобой. Ты - тот самый Индиана Джонс из своего детства, ты - исследователь, перед которым прямо сейчас раскрываются такие тайны и мистерии, что никакой опыт прошлой жизни не был способен тебя подготовить к этому. Там я познакомилась со многими прекрасными людьми, сидела в храме Кали и приходила сидеть в другие, выходя оттуда с «божьим благословением» на лбу, там я нашла свою собственную прекрасную богиню, не в силах больше никогда выпустить её из рук, совершенно не думая, садилась на байк очередного знакомого, и мы мчались сквозь туман и обрывы на священное озеро Шивы..
Дарамсала





Я вернулась в Москву в конце сентября и неделю бродила тенью. Многоэтажки снились в кошмарах, люди в метро были похожи на застывших безразличных демонов, я жгла свечи перед моим персональным алтарем Кали и медитировала на избавление ото всех крючочков, которые цепляют меня за душу и тянут в разные стороны. Слушала песни на панджабском языке, работала, все сильнее осознавая, насколько все это неважно.
Это горький сарказм, но, видимо, индуистская богиня понимает по-русски, потому что через некоторое время умерла моя душа, мой любимый прекрасный котейка – скоропостижно, в один момент, так что я чуть не задохнулась от ужаса. Насколько я чувствовала себя одинокой, что настолько привязалась к этому пушистому нежному комочку? Мне было плевать абсолютно на все и всех, кроме него – и его у меня забрали. Это было… страшно.
Прошло несколько дней и теперь я жду, когда мне оплатят мои последние сделанные книги, чтобы купить билет и улететь в Мьянму или Камбоджу, а в конце ноября снова вернуться в Индию. Я физически не могу находиться сейчас в Москве. Видимо, такой период. Я не могу смотреть на эту осень, на этот город, на свою комнату, я не хочу видеть снег и очередного Нового Года, проходящего с привитым в детстве ожиданием чуда. Я знаю, что есть другой мир: есть горы, покрытые джунглями и маленькие, затерянные индуистские храмы, где всегда пахнет ароматическими палочками и из каждой статуи на меня все равно смотрит Кали. Есть другие люди – их так много, они такие разные и разговор с каждым из них стоит многого. И раз уж я научилась зарабатывать на хлеб с помощью своего ноутбука, я буду бежать дальше, пока все эти чужие миры не научат меня воспринимать жизнь по-другому.
Это – дикая, одуряющая, тяжко заработанная свобода.
мрачен взор, душа стрела
Голову и руки береги.
паутень, конечно, к себе прежней. Туда-то я еще непременно вернусь..
Нужна реально какая-то отчаянная свобода ото всего в голове